Covid-19, как последний гвоздь в гроб судебной реформы.

Сорок лет назад я думал, что юриспруденция была первой профессией в истории человечества, а правосудие, как способ восстановления справедливости, - обязательной и неотъемлемой функцией государства.

Но случился коронавирус, и оказалось, что без правосудия жить вполне можно. Вроде бы временно, но можно. Во всяком случае, так сказал Верховный суд РФ в Постановлении Президиума Верховного Суда РФ, Президиума Совета судей РФ от 18.03.2020 N 808. То есть без еды и строительства, без обороны и телевидения нельзя, а без правосудия можно и потерпеть.

Сразу хочу оговориться: ни в коем случае не берусь подвергать сомнению вирулентность, что в переводе на русский означает зловредность, коронавируса.

Но хочу спросить и себя, и вас: у нас что, война? Так в войну, если я правильно помню историю, суды работали.

Или апокалипсис? Так его, насколько я помню, Патриарх тоже не объявлял.

А тогда что же такое произошло позавчера и вчера, что сегодня правосудием, пусть даже на время, стало возможным пренебречь.

В силу возраста, правосудие в период Великой Отечественной Войны я не помню, да и помнить не могу, тогда как правосудие 70-х, 80-х, 90-х, двухтысячных и последующих помню, как самый непосредственный участник. И в силу этого как человек имею право на некоторые на этот счет суждения.

Вот ими-то я и хотел с вами успеть поделиться.

Говоря о советском правосудии, хотел бы обратить ваше внимание на одну, но очень важную, как я думаю, особенность. На всех стадиях процесса уголовного или гражданского, гражданин имел дело непосредственно с судьей. Не с помощником, не с секретарем, не с компьютером, а с человеком, наделенным властью принимать решение именем государства.

Вы меня вправе спросить: а что, сейчас разве не так? И я вам отвечу: совсем не так, принципиально не так. Но произошло это не вдруг.

По действовавшему в каждой из союзных республик уголовно-процессуальному или гражданскому процессуальному кодексу гражданин был вправе участвовать не только в суде первой и кассационной инстанции, но, в случае несогласия с принятым решением, мог прийти на личный прием к председателю областного или верховного ссуда, которого мог попытаться убедить в обоснованности доводов своей надзорной жалобы. И, поверьте мне на слово, это был реально работающий механизм.

А вот вам еще один пример советского правосудия, который в нынешних условиях был бы назван подвигом. Несмотря на отсутствие в Москве в августе 1991 года президента СССР, бесчинства ГКЧП и буйство демократии, Верховный суд РСФСР работал в обычном режиме. Говорю об этом как непосредственный участник судебного заседания 21 августа 1991 года. И это несмотря на то, что ранним утром на площади у Павелецкого вокзала еще была бронетехника. Попросту говоря, суд оставался  реальной властью.

А потом в декабре грянули «благословенные» 90-е. И государство ушло не только с рынка, но и вообще свалило свои функции куда попало, в частности, и на суд. И за короткий срок суды завалили делами, а судей превратили в придаточный механизм тогда еще малочисленных принтеров и копировальных аппаратов. В сущности, это были дела, споры по которым отсутствовали. И каких только дел суды не рассматривали: тут и дела о выплате детских пособий, и о выплате и индексации пенсий, о признании узниками, о предоставлении льгот ветеранам войны, труда и т.д. А потом на суды обрушился вал участников «Хопра» и «МММ», «Селенги» и «Властелины» и еще много кого, не к ночи будь помянутыми. И это лишь малая часть перечисленного, что свалилось на суды и судей.

У судов стали образовываться гигантские очереди, в которых люди день за днем встречались, дрались и даже умирали. Чтобы получить вожделенное решение люди должны были принести в суд помимо заявления, если я правильно помню, пять листов бумаги, два стержня для шариковой ручки и пять почтовых конвертов.

Но и это еще не все.

Даже если в конце концов вам удавалось получить решение суда, это совершенно не означало, что его кто-то спешил исполнять. Как говорил мне один работавший тогда в финансовой сфере чиновник, было особым шиком с некоторой периодичностью открывать новые счета государственных учреждений, чтобы избежать принудительного с них списания нищенских детских пособий. Тогда-то и появились «специалисты» по ускорению рассмотрения конкретных дел и оказанию «содействия» в исполнении решений судов, превратившиеся в последующем в «решал».

Коротко говоря, российская власть и околовластные людишки занялись первоначальным накоплением, выпихнув электорат с их никчемными, по мнению властей, заботами в суды. А кого суды не устраивали своей неспешностью и неспособностью к исполнению принятых решений, шли в другой суд, отнюдь не Божий. И наводнила русский язык, включая язык профессиональных юристов, лексика лагерная с адаптированными для конкретных целей американизмами.

Именно с того времени, по моему мнению, нормой поведения власти стало повсеместное пренебрежение принципами социальной справедливости и, как следствие, разрушение правосудия. Ведь не случайно же социальная сфера стала именоваться социалкой.

Правда, когда Б.Н. Ельцину захотелось вновь избраться в президенты, наряду с танцами до упаду, он повелел выплатить некоторую часть долгов по пенсиям. И электорат проголосовал. Как проголосовал, до сих пор спорят, но, кому надо, выиграл.

При этом маховик разрушения правосудия продолжал набирать обороты.

С приходом нынешнего Президента, пусть и не сразу, был приостановлен процесс, который вел к безудержному, систематическому разрушению в обществе веры в социальную справедливость и способность защитить ее в суде. Несмотря на крайне сложное состояние государственных финансов, пенсии, пособия и иные социальные выплаты стали выплачиваться своевременно, и даже наметилась тенденция к их повышению. 

А что же суды? Взамен стариков и матерей, они получили поток жертв рынка, который с успехом все регулировал: тут и обманутые дольщики при строительстве жилья, тут и тысячи владельцев полисов ОСАГО, которым страховые компании не имели большого желания заплатить по этим полисам, тут и жертвы медицинских, юридических, бытовых и иных ремесел.

И вместо того, чтобы повысить уровень управляемости государственными институтами, государство затевало реформу за реформой, в том числе, и в правоохранительной сфере. Возникала и уходила в небытие налоговая полиция, для борьбы с наркобизнесом создавался и исчезал вероятно победивший торговцев смертью комитет по борьбе с наркотиками. Следствие при прокуратуре стало Следственным комитетом при прокуратуре, а потом и вовсе самостоятельным ведомством, милиция становилась полицией, вечный кошмар наших заклятых друзей - КГБ - постоянно реформировался и менял название аж несколько раз.

Не обошлись и суды без реформы. Чтобы хоть как-то успевать рассматривать почти девятый вал бессмысленных по своей сути дел, был создан институт мировых судей, а судьи районных и вышестоящих судов помимо секретарей судебных заседаний обзавелись помощниками. Вместо кассационной возникла апелляционная инстанция как бы с большим объемом полномочий. А еще суды обзавелись компьютерами, и стали решения и приговоры вместо мыслей судей содержать многочисленные цитаты из различных кодексов.

Но был у этой судебной реформы и еще один аспект. Как я упоминал выше, если по ранее действовавшему порядку, закрепленному в Уголовно-процессуальном и Гражданском процессуальном кодексах РСФСР, гражданин мог обратиться с надзорной жалобой на личный прием к должностному лицу, принимавшему решение по ней, то кассационный порядок рассмотрения дела подобный порядок уже не предполагал. Гражданин обращался с кассационной жалобой, получал на нее ответ от лица, которого он и в глаза не видел, и право на кассационный порядок обжалования считалось реализованным.

Однако в какой-то момент, очевидно осознавая бездушность подобного абсурда, законодатель реформировал порядок кассационного рассмотрения, предусмотрев обязательное рассмотрение кассационной жалобы в судебном заседании, делающим возможным личное участие гражданина в заседании по рассмотрению его жалобы. Учитывая незначительный срок существования такого порядка, трудно пока говорить о его успехах и недостатках. 

Обычно студентам юридических факультетов, говоря о той или иной норме, преподаватель говорит приблизительно так: «при принятии этой нормы законодатель имел ввиду то-то и то-то».

Вот и я, размышляя над судьбой судебной реформы, прихожу к неутешительному для себя выводу. Думается мне, что законодатель, начиная с начала 90-х годов, не очень знает, что там в этих судах происходит, решая свои проблемы каким-то иным образом. А суды оставляют для тех, о которых вспоминают лишь один раз в электоральном цикле.

Вот потому, когда грянул коронавирус, те, кто должен был подумать о функционировании судов в этих необычных условиях, решил, что несколько месяцев без судов можно обойтись. Ведь не хлеб же, в конце концов, а потом придумаем какой-нибудь дистанционный порядок. А потом и вовсе заменим несговорчивых судей искусственным интеллектом. И никто, ничего и не узнает.

Адвокат Алимкин Н.И.

Фото Ю.И. Лазебный